– Да ты что? – изумилась Толстуха Дот.
А Гомер Бур в это время рассуждал с сыном Анджелом о мастурбации, точнее, говорил один Гомер. Они расположились в обеденный перерыв под одной из самых старых яблонь в Жаровне; все утро развозили по садам ящики для сборщиков яблонь, чередуясь за рулем; то отец вел трактор, а сын сбрасывал ящики, то наоборот. Съели бутерброды, и Анджел, взболтав бутылку с содовой, облил из нее отца, а Гомер мучительно ломал голову, как бы начать разговор на эту нелегкую тему. Кенди недавно заметила Гомеру, что, судя по некоторым признакам (пятна на простыне), у Анджела начиналась пора половой зрелости и пришло время для «мужского разговора».
– Знаешь, в Сент-Облаке было очень трудно уединиться – как бы между прочим, по его мнению, начал Гомер.
Они лежали на спине в густой траве под сенью яблони, ветви которой поникли под тяжестью яблок.
– Да? – безразлично бросил Анджел.
– Да. Ты ведь знаешь, я там был старший, мне было столько же, сколько тебе сейчас. И я как бы отвечал за отделение мальчишек, А они были совсем маленькие, у них еще признака волос в паху не было. И конечно, они понятия не имели, почему их маленькие пенисы иногда напрягаются. Анджел засмеялся, Гомер тоже.
– Ну и как же ты устраивался? – спросил сын.
– Ждал, пока все уснут. И старался, чтобы не скрипели пружины. Но ты не представляешь себе, сколько надо ждать, пока полтора десятка мальчишек угомонятся.
И оба опять немного посмеялись.
– Был среди них один, постарше, он уже кое-что понимал, – продолжал воспитательную беседу отец. – Во всяком случае, уже начал себя исследовать. И когда первый раз забава кончилась чем положено, он сильно перепугался. Подумал, что у него что-то сломалось. И пошла кровь. В темноте-то цвета не видно.
Рассказываемая история была чистый вымысел. Но Анджелу она нравилась, он искренне смеялся, и Гомер продолжал:
– Он чуть не плакал, просил, чтобы я включил свет. Говорил, что нечаянно поранил себя.
– Поранил?
И оба опять рассмеялись.
– Да. Я включил свет, он заглянул под одеяло и говорит: «Страх-то какой! Он взял да выстрелил!» – словно речь шла о пистолете, из которого он только что ранил себя.
Тут отец с сыном совсем развеселились.
– Конечно, – посерьезнев, продолжал Гомер, – я пытался кое-что ему объяснить. Хотел внушить, что ничего плохого тут нет. Что это естественно, проявление нормального, здорового организма. Хотя у некоторых об этом существует превратное понятие.
Анджел притих, по-видимому, до него стал доходить смысл разговора.
– Представь себе, каково объяснять подростку много младше тебя, что тяга к женщине пробуждается много раньше, чем появляется возможность настоящего секса, то есть половой близости с женщиной. – Выговорив наконец то, ради чего и городился весь огород, Гомер замолчал, стараясь понять, что вынес Анджел из этого рассказа.
Сын жевал резинку, устремив взгляд в дебри мощной кроны, раскинувшейся над их головами.
Какое-то мгновение оба молчали. Потом Гомер сказал:
– Может, ты хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Анджел хмыкнул, подумал немного.
– Да, – сказал он. – Хочу. Меня всегда интересовало, почему у тебя нет женщины и тебя к ним не тянет.
Этого вопроса Гомер меньше всего ожидал после просветительной беседы. Но тут же понял, его-то и надо было ожидать и давно приготовить вразумительное объяснение действительно странной ситуации. Это было для сына более важно, чем проблема мастурбации.
– Видишь ли, у меня в Сент-Облаке была девушка, – начал он объяснять. – Очень грубая, головорез в юбке. Она была старше меня. И сильнее… в то время, – сказал он и засмеялся.
– Не может быть. – Анджел на этот раз не подхватил его смеха. Повернулся на бок, оперся на локоть и пристально смотрел на отца.
– Мы были совсем разные, – продолжал Гомер. – Это был тот случай, когда секс начинается раньше, чем дружба. Но дружбы у нас так и не получилась. А потом и секс сам собой прекратился. Я даже сейчас затрудняюсь как-то назвать наши отношения.
– Я так понял, что начало у тебя было не очень удачное? – спросил Анджел.
– Точно, – ответил Гомер.
– А дальше что?
– Я встретил Уолли и Кенди, – сказал Гомер. Тут надо быть очень осторожным, напомнил он себе. – Если бы Кенди не вышла замуж за Уолли, мы бы. наверное, с ней поженились. Она почти была моей девушкой, какие-то пять минут. Уолли был на войне, мы думали, что он погиб… – одним духом проговорил Гомер. – Мы трое очень дружили – я, Уолли и Кенди. А потом появился ты, и я понял: мне в жизни ничего больше не нужно.
Анджел опять лег на спину, устремив взгляд внутрь кроны.
– Значит, тебе все еще нравится Кенди? И поэтому ты ни на кого больше не смотришь?
– Да, пожалуй. А ты уже на кого-нибудь посматриваешь? – спросил Гомер, чтобы переменить разговор.
– Понимаешь, я девушек не интересую, – ответил сын. – Те, кто мне нравится, старше меня. И они меня просто не замечают.
– Не велика беда, скоро все переменится, – ответил Гомер, легонько ткнув Анджела в бок. Анджел подтянул колени и, повернувшись к отцу, тоже ткнул его. – Очень скоро девушки будут заглядываться на тебя.
Он обнял Анджела, и они стали бороться. Борьба давала отцу возможность физически прикоснуться к сыну: Анджел последнее время начал стесняться объятий и поцелуев, особенно на людях. Пятнадцатилетние мальчишки не любят телячьих нежностей, борьба – дело другое, это удовольствие пока еще не возбранялось. Они боролись с таким азартом, так шумно дышали, смеялись, что не слыхали, как к ним подошел Верной Линч.