Правила Дома сидра - Страница 60

Он шел вдоль темной стороны отделения мальчиков. Кабинет сестры Анджелы, в котором свет обычно горел всю ночь, был на другой стороне. Начальник станции поднял голову и увидел за домом голый, в оврагах, склон холма. Странно, источника света нет, а весь холм до черной кромки леса залит огнем. Какая-то чертовщина.

Другой бы пролил слезу над своей впечатлительностью. А он еще стал корить себя. Уже за полночь, а он не спит. Как будет встречать первый поезд, который приходит затемно большую часть года? Из вагонов выходят те самые женщины… начальник станции содрогнулся. Иные в свободном платье, спрашивают приют, а вечером возвращаются, лица пепельно-серые, как у привидений в ночных кошмарах. Такое же было лицо у Клары, подумал начальник станции (он, конечно, не знал имени трупа). Он видел ее всего один раз, какой-то миг. И такая несправедливость, она является ему во сне чуть не каждую ночь.

Ему вдруг почудились невдалеке человеческие голоса, он опять посмотрел поверх дома на освещенный склон холма, две гигантские тени (Уилбура Кедра и Гомера Бура) протянулись одна до леса, другая – до неба. Два великана махали длинными, в обхват холма, руками. Ветер подхватил их голоса, он уловил слово «волшебник»! И тогда он понял: ходи хоть до утра, беги бегом, спасенья ему нет. На этот раз он пропал. Последняя мысль была – время для него и мира исполнилось.

* * *

Ветер с океана все еще дул в Сент-Облаке. Даже Мелони это заметила, не брюзжала с утра, заставила себя встать, хотя почти всю ночь проворочалась с боку на бок. Ей чудилось, что какой-то зверь топчется по двору вокруг отделения, заглядывает в мусорные баки. На рассвете она увидела двух женщин, бредущих со станции в сторону приюта. Женщины шли молча, они не знали друг друга, но, конечно, подозревали, что каждую привело сюда. Головы понурены, одеты слишком тепло для весны. Мелони смотрела, как ветер облепляет на них толстые зимние пальто. На вид не беременные, подумала Мелони и напомнила себе сесть вечером у окна, посмотреть, как они пойдут обратно к вечернему поезду; учитывая, что они здесь оставят, наверное, полетят как на крыльях, тем более под гору. Правда, каждый раз женщины возвращались, точно тащили на себе двойную ношу. Ступали тяжело, просто не верилось, что они дочиста выскоблены.

Нет, не дочиста, думала Мелони, не весь груз оставили они в Сент-Облаке. Хотя Гомер ничего ей не рассказывал про больницу, Мелони умела собирать по крупицам горестные женские истории (утраты, ошибки, несбывшиеся надежды, упущенные возможности); глаз у нее на всякую беду был наметан.

Ступив за порог, Мелони сразу почуяла в воздухе что-то необычное, принесенное ветром. Она не видела трупа начальника станции, он лежал на пустыре в густых зарослях травы, куда выходила задняя дверь отделения мальчиков, которой очень редко пользовались (у больницы был свой черный ход).

Из своего окна в мир (в кабинете сестры Анджелы) д-р Кедр тоже не мог видеть коченеющее тело жертвы «религии – почтой». И не его отлетевшая душа беспокоила сейчас д-ра Кедра. Бессонные ночи бывали и раньше, ветер с океана был хоть и редкий, но знакомый гость. Утром успели подраться девочки, одной рассекли губу, другой – бровь. Но Гомер аккуратнейшим образом зашил губу, а бровью занимался сам Кедр – шов наружный, на лице, нужна опытная рука.

У двух женщин, дожидавшихся аборта, были маленькие сроки, и, по мнению сестры Эдны, обе вполне здоровы – духовно и физически. В палате рожениц лежит почти жизнерадостная женщина из Дамарискотты; у нее только что начались схватки, роды вторые, вряд ли какие будут неожиданности. Д-р Кедр даже решил доверить эти роды Гомеру, не только потому, что они обещают быть легкими, но роженице, по словам сестры Анджелы, очень понравился Гомер; рта не закрывает, когда он подходит к ней, выложила о себе всю подноготную.

Так от чего же кошки на сердце скребут, размышлял д-р Кедр. Что разладилось? Какое облачко появилось на горизонте?

Запаздывала почта, на кухню не подвезли молока. Кедр не знал, да и какое ему до этого дело, что на станции из-за отсутствия начальника порядка еще меньше, чем обычно. Никто не сообщил ему, что начальник станции исчез. Не заметил Уилбур Кедр и легкой сумятицы среди душ, обитающих в небе над Сент-Облаком. Обремененный земными заботами, он не мог позволить себе возвышенных размышлений о душе.

Вплоть до нынешнего утра и Гомер о душе не думал. Душа не входила в число преподаваемых ему предметов. А поскольку в комнате, где он изучал Клару, окон не было, отнюдь не начальник станции (точнее, не его отлетевшая душа) предстал перед Гомером.

Д-р Кедр попросил Гомера произвести вскрытие плода.

Так случилось, что в то утро к ним привезли беременную женщину из Порогов-на-трстьей-миле, скончавшуюся от ножевых ран, возможно, она сама себе их и нанесла. Ничего сверхординарного для Порогов-на-третьей-миле; но женщина была на сносях, и возможность извлечь живого младенца из утробы мертвой матери была уникальна даже для Сент-Облака. Д-р Кедр хотел спасти ребенка, но ребенок, почти девятимесячный плод, тоже получил удар ножом. И так же, как мать, истек кровью.

Неродившийся плод (как предпочитал называть его д-р Кедр) был бы мальчиком, что сразу бросилось в глаза Гомеру, впрочем, в этом никто бы не усомнился. И как там ни называй его, это был вполне доношенный младенец. Д-р Кедр попросил Гомера в более точных медицинских терминах установить причину смерти.

Гомер взял было анатомические щипцы д-ра Кедра, но понял, что может обойтись большими ножницами. Он легко вскрыл грудную клетку, разрезав ее посередине, и сейчас же заметил, что перерезана легочная артерия, рана находилась всего в полудюйме от зияющего артериального протока; у человеческого зародыша артерии пупочного канатика вдвое уже аорты; но Гомер еще никогда не заглядывал внутрь плода. У новорожденного пупочные сосуды через десять дней превращаются в сухую ниточку. Это не чудо, а результат первого вдоха, который блокирует пуповину и раскрывает легкие. Пуповина для плода – окольный путь, по которому кровь, минуя легкие, поступает в аорту. .