Правила Дома сидра - Страница 64

Кенди захлопнула книгу, опустила на колени, и Уолли почувствовал: пора что-то сказать.

– Как тебе книга? – спросил он.

– Никак, – ответила Кенди и рассмеялась.

Он ущипнул ее за колено, хотел засмеяться, но сжалось горло. Кенди тоже наградила его щипком, с тем же чувством и силой. Какое счастье, подумал Уолли, что они так похожи.

Солнце было уже высоко, а они все мчались сквозь бедные, смиренные городишки, точно заблудившаяся королевская чета; жемчужно-белый кадиллак, красная обивка с причудливыми разводами – следы одной из проказ Сениора, ослепительно прекрасные пассажиры заставили оглянуться не одного встречного прохожего. Все, кто их видел в то утро, никогда не забудут это промелькнувшее мимо чудо!

– Немного осталось, – сказал Уолли, сочтя за лучшее в этот раз просто опустить руку на колено Кенди рядом с «Крошкой Доррит». Кенди положила поверх его руки свою.

Тем временем Мелони явно с какой-то целью прошествовала через холл к выходу, чем привлекла доброе, недремлющее око миссис Гроган.

– Что-то случилось, деточка? – спросила она.

– Не знаю, – пожала плечами Мелони. – Но держу пари, новый парень в нашу дыру не пожаловал.

«Мелони сегодня сама кротость, – подумала миссис Гроган. – Девочка стала гораздо мягче». Действительно стала – немного, самую малость.

Мелони наверняка шла по какому-то делу. Миссис Гроган, долго не раздумывая, двинулась за ней.

– Боже, какой ветер! – воскликнула она, переступив порог.

«Ты что, только проснулась», – подумала Мелони, но промолчала. Может, и правда, безразличие, мало-помалу овладевавшее ею, смягчило слегка ее нрав.

– Начальник станции, – сказал Гомер, первый увидевший мертвого.

– Этот кретин, – буркнул д-р Кедр, путаясь ногами в траве.

– Кретин не кретин, но он мертв, – отозвался Гомер.

Нашел где умереть, только лишние неприятности приюту, хотел было сказать д-р Кедр, но сдержался. Если и он стал мягче, то тоже совсем немного.

В Сент-Облаке ничто не располагало к смягчению характеров.

Услыхав шорох травы, Гомер увидел спешащую к ним Мелони.

«О Господи! – взмолился он из самой глубины сердца. – Дай мне возможность вырваться отсюда!» Мощный порыв ветра отбросил с его лба волосы, он словно стоял на капитанском мостике, плывя навстречу разбушевавшемуся океану, которого он никогда не видел.

* * *

А д-р Кедр думал о «больном» сердце Гомера Бура. Как лучше сказать ему о вымышленном недуге, чтобы не напугать молодого человека, не вызвать в его памяти смертельный ужас, застывший на мертвом лице станционного начальника. «И что могло этому дуралею привидеться?» – спрашивал себя Кедр, помогая волочить тело к дверям больничного отделения.

Кудри Дей не любил бездельничать и с удовольствием отправился на станцию сообщить о случившемся, выполняя поручение д-ра Кедра: юный Копперфильд увязался за ним, что, конечно, сказалось на скорости ходьбы, но зато обеспечило ему собеседника. Дело в том, что Кудри не совсем уразумел послание, которое взялся доставить, а Копперфильд был идеальный слушатель, чем Кудри и воспользовался, повторив его несколько раз вслух. На Копперфильда послание не произвело никакого действия, но сам Кудри вздохнул с облегчением: теперь все более или менее встало на свои места. Во всяком случае, так ему показалось.

– Начальник станции умер, – декламировал Кудри, спускаясь вниз по холму.

Давид Копперфильд при этом то ли согласно кивал, то ли голова просто моталась на прыгающих плечиках: скорость спуска была так велика, что левая рука, за которую Кудри его тащил, задралась выше уха.

– Несколько часов инфаркта, сказал доктор Кедр, – с сомнением продолжал Кудри Дей, но, трижды повторив фразу, утвердился в ее правильности. Д-р же Кедр на самом деле сказал: у начальника станции, по всей вероятности, несколько часов назад случился инфаркт. – Передайте родственникам и знакомым, – отчеканивал Кудри, – что скоро будет открытие. – Опять что-то не то. На этот раз, сколько он ни твердил фразу, ощущение неладности не проходило. Может, не открытие, а открытка? Такая машина, открытая, в которой возят мертвых. Конечно, в «открытой машине» смысла тоже немного, но хоть какой-то есть, этого для Кудри было достаточно – во всем, что его окружало, смысла вообще почти не было.

– Умел! – радостно провозгласил Давид Копперфильд, когда они подошли к станции.

На скамейке, спинкой обращенной к путям, сидели, развалясь, два бездельника, из тех, что целые дни проводят на станции, точно это не железнодорожный вокзал, а увеселительное заведение, где немытых, нечесаных городских забулдыг ожидают сердобольные и покладистые красотки.

– Умел! Умел! – тщетно взывал к ним Копперфильд, они не удостоили вниманием посланцев д-ра Кедра.

Совсем еще юный помощник начальника станции лепил собственный официальный лик по образу и подобию своего на редкость непривлекательного шефа. В силу чего его мальчишеская физиономия являла резкий контраст разлитой в ней брюзгливой желчности старого пердуна, помноженной на злобность живодера, обожающего свою работу. Он был глуповат от природы; в подражание начальнику, притеснял слабых (детей, залезших с ногами на скамейку, иначе как окриком не сгонял), лебезил перед сильными мира сего. И конечно, был презрительно холоден с женщинами, которые, сойдя с поезда, спрашивали дорогу в приют. Он ни разу ни одной из них не помог, не поддержал под локоть, когда они вечером садились в поезд, – первая ступенька вагонов была слишком высокая, особенно для хорошо выскобленных женщин.