Правила Дома сидра - Страница 98

К оглавлению

98

Он стал гадать, что там блестит; на жестяной крыше дома сидра, наверное, есть гладкая блестящая полоска, не шире лезвия ножа, лучи месяца отскакивают от нее и сигналят. Это крошечное сияние во тьме ночи было из тех явлений, которые, даже разгаданные, не перестают манить к себе.

Уолли мирно дышал, видя десятый сон. Слушай его дыхание, не слушай – ничто тебе не поможет. «Беда в том, – думал Гомер, – что я люблю Кенди». А она предложила ему остаться в Сердечной Бухте.

– Отец тебя полюбил, – сказала она Гомеру. – Он найдет тебе работу – на пирсе или на катере. Я уверена.

– И мама полюбила тебя, – прибавил Уолли. – Я уверен, тебе найдется работа в саду, особенно когда поспеют яблоки. Ей будет без меня одиноко. Ты останешься в моей комнате, где живешь сейчас. Держу пари, она будет счастлива.

Дом сидра, окруженный садами, просигналил последний раз, крошечный огонек вспыхнул и погас, как единственный зуб во рту Грейс Линч, когда она на секунду приоткрыла рот, провожая его взглядом.

«Разве я мог не влюбиться в Кенди? – думал он. – Так оставаться или нет? Если останусь, что я буду тут делать?»

Дом сидра стоял темный и тихий. Гомер вспомнил, как блестит перед операцией кюретка, а потом лежит на подносе, потускневшая от крови, ожидая омовения.

«А если вернусь в Сент-Облако, там-то что делать?» – спрашивал он себя.

Сидя за новой машинкой в кабинете сестры Анджелы, д-р Кедр начал письмо Гомеру. «Никогда не забуду, как я в тот вечер поцеловал тебя. В моей жизни нет более дорогого воспоминания», – напечатал он и остановился. Нет, это посылать нельзя, он вынул лист из машинки и спрятал его между страниц «Краткой летописи» – еще один эпизод, не предназначенный для читателя.

У Давида Копперфильда в тот день поднялась температура. Когда мальчишки заснули, д-р Кедр пошел посмотреть, как малыш себя чувствует. Температура, слава Богу, спала, лоб холодный, на тощенькой шее испарина, д-р Кедр осторожно вытер ее полотенцем. Убывающий месяц светил слабо, и никто не видел, что он делает. Кедр наклонился и поцеловал Копперфильда почти так же, как тогда Гомера. Потом перешел к другой кровати и поцеловал Дымку Филдза, от него пахло сосиской с хлебом, и это подействовало на д-ра Кедра успокаивающе. Почему он ни разу больше не поцеловал Гомера, когда тот был рядом? Он переходил от кровати к кровати и чмокал спящих мальчишек, всех имен не помнил, но не пропустил никого.

В дверях спальни он услыхал, как Дымка Филдз спросил сонным голосом:

– Что-то случилось?

Никто не ответил, наверное, все уже спали. «Вот бы он поцеловал меня!» – подумала сестра Эдна, у нее был обостренный слух на все необычное.

– Как это прекрасно! – воскликнула, узнав об этом от сестры Анджелы, миссис Гроган.

– По-моему, Кедр стареет, – заметила сестра Анджела.

Стоя у окна в спальне Уолли, Гомер не знал, что в тот вечер д-р Кедр послал на его поиски целую стаю поцелуев.

Не знал он также, да ему это никогда не пришло бы в голову, что и Кенди не спала в ту ночь, лихорадочно спрашивая себя: что же делать, если Гомер останется здесь, не уедет в Сент-Облако? За окном тяжело колыхался океан. Ночная тьма и лунный свет постепенно шли на убыль.

Наконец обозначились очертания дома сидра; полоска на крыше больше ни разу не вспыхнула, сколько Гомер ни всматривался в редеющие сумерки. Прошепчи он сейчас: «Спокойной ночи, Фаззи Бук», – он бы не стал ожидать отклика, понял бы, что говорит с призраком.

И еще одного он не знал: Фаззи Бук, как и Мелони, уже отправился на его поиски.

Глава седьмая.
Перед войной

В тот августовский день над приморским шоссе, связывающим бухту Йорк и Оганквит, висело подернутое дымкой солнце. Не палящее солнце Марселя и не прохладное негреющее солнце, которое так часто встает над побережьем Мэна в конце лета. Это было солнце Сент-Облака, туманное и плоское; Мелони обливалась потом и злилась, и, когда водитель молочного фургона, ехавший в глубь штата, предложил подвезти ее, она села к нему в кабину.

Мелони знала, что находится южнее Портленда и что эта часть штата Мэн относительно невелика, но все-таки на поиски «Океанских далей» ушло несколько месяцев. Это не расхолодило ее, она была уверена, что рано или поздно ей повезет. В Портленде она очистила несколько карманов и поправила свои дела, но ненадолго, в Киттери пришлось опять прибегнуть к этому способу заработка. Мелони залезла в карман к матросу, его дружки схватили ее и чуть не изнасиловали, но она мужественно отбивалась; схватка закончилась тем, что ей выбили два передних зуба и сломали нос. Нос сросся криво, а улыбка – и вообще-то редкая гостья на ее лице – исчезла совсем.

Первые две фермы, куда она заглянула, были на берегу, но назывались они по-другому. Про «Океанские дали» там никто не слыхал. И тогда Мелони двинулась в глубь штата: на одной из ферм кто-то сказал, что слышал о садах с таким названием, но они находятся довольно далеко от берега. В Биддерфорде Мелони нанялась мыть бутылки на молочной ферме. Немного заработав, уволилась и пошагала дальше.

Яблочная ферма между бухтой Йорк и Оганквитом так и называлась «Йорк». Опять не то. Но Мелони попросила высадить ее здесь. Все-таки это яблоневые сады; вдруг кто-нибудь из работников знает, где «Океанские дали».

Старший на ферме, увидев Мелони, подумал, что явилась первая сборщица яблок – решила, видно, опередить других сезонников.

– Урожай будем собирать недели через три, – сказал он ей .– Сейчас рвем только грейвенстины. Но их мало, и сезонники пока не нужны.

– Вы, случайно, не слыхали о ферме «Океанские дали»? – спросила у него Мелони.

98