– Ключица или нет, но я слышала хруст.
– А что ты при этом почувствовала?
– Не знаю, – опять пожала плечами Мелони. – Какую-то слабость, тошноту и… свою силу. Да, – прибавила она, подумав, – слабость и силу.
– Может, тебе надо чем-то заняться?
– Здесь?
– Ну да, здесь, – ответил Кедр. – Я нашел бы тебе настоящую серьезную работу. Конечно, можно навести справки, нет ли чего-нибудь в других местах, не в приюте.
– Вы хотите от меня избавиться? Или навалить побольше работы в приюте?
– Я хочу, чтобы ты делала то, что тебе по душе. Ты однажды сказала мне, что хочешь жить здесь. И я никогда не выгоню тебя отсюда. Я просто подумал, может, у тебя есть желание в чем-то себя попробовать?
– Вам не нравится, как я вечерами читаю? В этом дело?
– Да нет! Ты будешь и дальше читать. Но ты могла бы помимо этого делать еще что-то.
– Вы хотите, чтобы я заменила Гомера Бура?
– Для этого надо, как Гомер, долго учиться. Но наверное, ты могла бы помогать сестре Анджеле и сестре Эдне. И даже мне. Может, ты сначала посмотришь, что мы делаем? И решишь, нравится тебе наша работа или нет.
– Меня от нее тошнит.
– Ты ее не одобряешь? – спросил д-р Кедр, явно озадачив Мелони.
– Что-что?
– Ты считаешь, что делать аборты нельзя? Нельзя прерывать беременность, прежде времени извлекать плод?
– Ничего я не считаю. Просто меня от этого тошнит. Принимать роды – фу, гадость. И выдирать ребенка из матери тоже гадость!
Кедр слушал Мелони с недоумением.
– Так, значит, ты не думаешь, что это плохо? – спросил он.
– А что тут плохого? Мне это просто противно. Кровь, всякие там выделения… И везде воняет. – Мелони подразумевала запахи эфира и несвежей крови.
Уилбур Кедр глядел на Мелони и думал: «Господи, да ведь она большой ребенок! Младенец-головорез!»
– Я не хочу работать в больнице, – прямо заявила Мелони. – Я могу сгребать листья… Согласна на всякую другую работу, раз вы считаете, что я не оправдываю своего пропитания.
– Я бы хотел, Мелони, чтобы ты была более счастлива, чем сейчас, – обдумывая каждое слово, произнес Кедр. Он был очень расстроен, видя перед собой создание, до которого никому в мире нет дела.
– Более счастлива! – Мелони даже подскочила в кресле, и краденая заколка опять впилась ей в бедро. – Вы что, вообще сумасшедший или выжили из ума?
Д-р Кедр не возмутился, а только кивнул, взвешивая, какое утверждение Мелони более справедливо.
– Доктор Кедр! Доктор Кедр! – донесся из коридора голос миссис Гроган.
– Уилбур! – перешла она с фамилии на имя, чем задела слегка сестру Эдну, которая считала обращение по имени к д-ру Кедру своей привилегией. – Мэри Агнес сломала руку!
Уилбур Кедр посмотрел на Мелони, которая еще раз попыталась изобразить на лице улыбку.
– Ты сказала, что это случилось «не так давно»? – нахмурился он.
– Я сказала «совсем недавно», – поправила его Мелони. Кедр пошел в провизорскую, осмотрел Мэри Агнес; ключица действительно была сломана, и он распорядился сделать девочке рентген.
– Я поскользнулась на полу в душевой, – плакала Мэри Агнес. – Там очень скользко.
– Мелони! – позвал д-р Кедр.
Мелони прогуливалась по коридору и, услыхав Кедра, вошла в провизорскую.
– Хочешь посмотреть, как мы будем фиксировать сломанную кость?
В провизорской было не повернуться: миссис Гроган, сестра Эдна, сам д-р Кедр, Мелони, да еще за Мэри Агнес зашла сестра Анджела, чтобы отвести ее на рентген. Оглядев все собрание, Кедр вдруг увидел, какими старыми и хрупкими выглядят он сам и его сотрудницы в сравнении с Мелони.
– Ты хотела бы помочь нам вправить вывихнутую руку? – еще раз обратился он к крепкой, дородной молодой женщине.
– Нет, – ответила Мелони. – У меня есть дело. – С этими словами она потрясла даже как бы с угрозой «Крошкой Доррит». – Надо подготовиться к вечернему чтению, – прибавила она.
И Мелони вернулась в отделение девочек, села у своего окна и, пока д-р Кедр управлялся с рукой Мэри Агнес, попыталась снова уразуметь, что такое «марсельское солнце».
«Даже самая пыль побурела. Пространство вокруг колыхалось, точно воздух и тот задыхался от жары», – пробежала она глазами строчку, но мысли ее были далеко. «Солнышко, – думала она, – ну почему ты не взял меня с собой? Все равно куда. Пусть не во Францию. Хотя это было бы здорово».
Грезя, она и не заметила, как «небесный зрак марсельского солнца сменился марсельской тюрьмой». «На всем лежал тюремный налет, – читала она. – Как в колодце, в погребе, в склепе, в тюремной камере никогда не было солнца…» Мелони перестала читать. Оставила «Крошку Доррит» на подушке. Сняла с чьей-то кровати наволочку почище, положила в нее сумочку с сокровищами, кое-какую одежду. Опустила туда же «Джейн Эйр».
В спартанской комнатке миссис Гроган нашла без труда кошелек и выгребла из него все наличные деньги, в общем какую-то ерунду, прихватила тяжелое зимнее пальто (пригодится и летом, если случится спать на земле). Миссис Гроган все еще была в больнице с Мэри Агнес; Мелони хотела проститься с ней (хоть и ограбила ее), но не было времени – она знала расписание поездов назубок, вернее сказать, на слух, в ее окно были слышны все прибытия и отправления.
На станции она купила билет только до ливерморских водопадов. Новый молодой начальник станции при всей своей глупости наверняка запомнит, куда она взяла билет, и сообщит об этом д-ру Кедру и миссис Гроган. Она знала, что в поезде сможет купить билет до любой станции, например до Портленда. Ей предстоит обследовать все мэнское побережье. Ведь номер на кадиллаке мэнский, а под золотой монограммой на яблоке выведено золотыми буквами «Океанские дали». Значит, эти яблочные сады на побережье. А то, что побережье Мэна протянулось на тысячи миль, большого значения не имело. Поезд тронулся, и, глядя в окно, Мелони сказала себе (произнося слова с такой яростью, что запотевшее от ее дыхания окно скрыло заброшенные дома этого богом забытого городишки):